Пишет Илья Переседoв
peresedov:"Однажды к человеку пришла смерть. Это была добрая смерть: перед тем как войти в дом, она прошлась по ночным улочкам, посмотрела на воду с колокольни собора и поболтала с дворовыми котами. Улицы, коты, река и даже старые камни рассказали ей разное о человеке, но ни от кого из них она не услышала обиды или проклятья.
Тогда смерть пришла к человеку в дом и села рядом с ним на табурет.
Человек безмятежно спал и не сразу заметил гостью. Смерть смотрела на его лицо: своей волшебной силой она отделила черты, которые человек сохранил с детства, от складок с морщинами, которые пристали к нему за полвека переменчивой и сложной жизни. Детские черты сохранилось отчётливо и это понравилось смерти.
Когда человек заметил незнакомку, он решил, что всё ещё спит.
Так оно в общем и было – у смерти есть доступ ко всем этажам и закоулкам нашего естества. Она подчиняет себе тело, мечты, воспоминания, сны... К тем, кого хочет испытать, она приходит именно во сне: ведь во снах мы бываем более искренними и откровенными, чем на самом строгом допросе.
Человек увидел смерть в образе молодой девушки в мундире советской вагоновожатой с лицом Варвары Синичкиной из фильма «Место встречи изменить нельзя». Его заинтриговала и польстила такая встреча. Он хотел было приударить за незнакомкой, – как многим мужчинам его поколения, человеку была свойственна гусарская игривость, – но чутьём опытного гражданина понял, что девушка находится при исполнении и не стал рисковать.
Комната превратилась в старый трамвай. С тихим треньканьем он тронулся с места и человек увидел в окне пейзажи донбасского детства, школу, университет… Трамвай шёл без остановок, но достаточно медленно, чтобы легко можно было всё рассмотреть.
Каждая картина, которую человек видел в окне, попадала в освещение двух разных прожекторов: один – солнечный, живой, тёплый, а другой – холодный, операционный, злой. В первом прожекторе улица детства была полна радости, на ней продавали мороженое по 19 копеек и стайками прогуливались важные майские ветераны. Во втором – она покрылась ранами рвов и люди в камуфляже с георгиевскими лентами отгоняли детей от свежих воронок.
И так – год за годом, образ за образом.
Прогулки по удалой и пьяной Москве сменялись рабочими встречами в душных кабинетах, из окон которых виднелись кремлёвские башни. Романтическая переписка на экране компьютера превращалась в яростный и жестокий бой до последнего едкого слова.
Человеку хотелось отвлечь спутницу от неприятных картин. Всякий раз, когда в окне показывалось что-то способное, как ему казалось, ранить девичью психику, он вспоминал какую-нибудь добрую житейскую подробность этой сцены и начинал красочно её описывать.
Рабочее совещание стало поводом рассказать о мечтах и родительских страхах важного начальника, который открылся человеку в минуту спонтанной искренности. Пьяная поездка по ночной зимней дороге на оборонный завод обернулось историей про русское чувство шальной свободы и освоение Сибири на примере одного нетрезвого телережиссёра.
Получалось, что какой бы разной и сложной не была жизнь человека, он всегда видел в ней пульсирующую, добрую сердцевину, к ней был обращён в первую очередь и её ценил. Это тоже понравилось смерти.
Внезапно на коленях у человека заговорила материализовавшаяся из ниоткуда старая «Спидола». Трескучим голосом кто-то в ней затянул: «К середине десятилетия, когда кризис либерального движения стал очевиден, в московской среде начались "поиски" - как бы создать праволиберальное движение уже без "старой демшизы"...»
Человек смутился. Его мало напугало, что девушка в погонах стала свидетелем того, как он слушает «Голос Америки» (почему-то он был уверен, что приёмник поймал именно эту волну). Просто сейчас во время путешествия ему это показалось неуместным и скучным. Он стал быстро крутить ручку настройки, в надежде переключить радио на что-то более приятное и подходящее случаю. Свою торопливость человек объяснил спутнице тем, что хочет дать ей послушать голос сына, который в числе прочих талантов отличается музыкальностью.
Но приёмник на разные голоса вдруг принялся повторять «Спасибо, Юра!». Человек удивился – до Дня космонавтики ещё было далеко, а до дня рождения Гагарина тем более. Но голоса – во всяком случае большинство из них – были узнаваемые и знакомые и человек понял, что они обращаются к нему.
Теперь-то всё стало ясно: не за горами был его день рождения. Трамвай вёз его на праздник, где ждут родные и друзья. Человек стал искать глазами список остановок, чтобы понять, долго ли ехать, но видел почему-то только названия любимых книг, которые дружили с ним на протяжении всей жизни.
Знакомые названия усилили чувство радости и ожидания праздника. Когда трамвай начал тормозить, человек быстро вручил вагоновожатой в руки «Спидолу», из которой стала, наконец, звучать милая сердцу музыка – чтобы веселее было скучать одной на маршруте – и, не дожидаясь остановки, прыгнул наружу и быстро пошёл по направлению к светлому дому, куда продолжали звать его новые голоса.
Так Юра Гиренко ушёл в вечность, а старый трамвайчик, управляемый смертью, сделал круг возле депо и медленно покатил обратно под металлическое треньканье и тихие звуки его любимых мелодий."