"Королевская игра"
----------------------------------------
Только не рассказывайте, пожалуйста, что вы не читали «Шахматную новеллу» Стефана Цвейга, - конечно, читали. Если вдруг кто не читал, не беда - пробел восполняется за полчаса. Освежите в памяти и бегите в ближайший кинотеатр - вчера в российский прокат вышел фильм немецкого режиссёра Филиппа Штёльцля «Королевская игра», которую сложно назвать экранизацией цвейговской новеллы, скорее это «фантазия на тему». Консервативный зритель, ценящий буквальное следование литературному первоисточнику (я к ним и себя причисляю), может отнестись к картине настороженно, но, уверяю вас, не будет разочарован. «Королевская игра» Штёльцля, снятая, кстати, по сценарию выходца из СССР Эльдара Григоряна, с одной стороны, не противоречит ни одному слову текста великого австрийца, а с другой - открывает такие смысловые бездны, что заурядная, в общем-то, история приобретает характер экзистенциальной трагедии.
Если в новелле Цвейга сюжет закручивается вокруг шахматной партии, сыгранной на борту плывущего в Америку трансатлантического лайнера вымышленным чемпионом мира Мирко Чентовичем и неким господином Б., то в фильме Штёльцля этот самый Б. - богатый и влиятельный венский нотариус Йозеф Барток - и есть центральный персонаж, а пресловутая партия то ли была в реальности, то ли стала галлюцинаторным видением Бартока, стремительно теряющего рассудок после нескольких месяцев заточения в отделении гестапо, оборудованном гитлеровцами в лучшем отеле Вены - «Метрополе».
Авторы намеренно сбивают хронотоп - путают временные пласты, чтобы сны и видения с трудом отличались от яви, чтобы воссоздать долгую и мучительную потерю рассудка главным героем. Фильм начинается посадкой сломленного многомесячным заточением, деморализованного Бартока на корабль вместе со своей женой (у Цвейга она упомянута лишь вскользь в рассказе героя, а в фильме её внезапные исчезновения и появления иллюстрируют его прогрессирующее безумие, под конец фильма вообще непонятно, была ли она в реале, или это болезненное воспоминание-наваждение). Роль нотариуса Бартока исполняет Оливер Мазуччи, без которого в последнее десятилетие не обходится ни один значимый немецкий фильм, его жены - Биргит Минихмайр, актриса весьма нестандартной внешности, типажом напоминающая нашу Инну Ульянову. В который раз убеждаешься, что актёрское мастерство требует достойного и талантливого обрамления - в тягостно-однообразном «Фассбиндере» Оскара Рёлера Мазуччи был однопланов и однообразен, в «Королевской игре» же демонстрирует такое виртуозное владение мастерством перевоплощения, такие тончайшие нюансы психологического рисунка роли, голосовые обертона и возможности мимики, что с трудом угадываешь в полубезумном узнике гостиничного номера, изолированного от любого общения с внешним миром и любых источников информации, франтоватого бонвивана, танцевавшего венские вальсы в городской ратуше в начале картины.
Если в «Шахматной новелле» исторический контекст лишь пунктирно, штрихами подаётся читателю из уст самого главного героя, его монолога, то в фильме Штёльцля мы видим обстоятельнейшую экспозицию, яркими красками и широкими мазками рисующую столицу Австрии до, во время и после аншлюса-1938. Счастливая, беззаботная, танцующая Вена, не осознающие опасности и не чувствующие тревоги венцы («Пока Вена танцует, этот мир не закончится») стремительно погружаются в новую реальность, и режиссёру удаётся передать нарастающее напряжение, когда липкий пот струится по спине - наивное легкомыслие героев, свято убеждённых в том, что австрияки скажут гордое «нет» Гитлеру на референдуме, и ничто не сможет поколебать привычный уклад беспечной жизни, разбивается о суровую правду: в ночь после выдвинутого ультиматума гитлеровские войска входят в австрийскую столицу. Какой-то фатальный, горький символизм есть в том, что в ночь аншлюса, перед тем, как протранслировать капитулянтский лепет Шушнига, ,австрийское радио передавало "Лебединое озеро". Какая-то особая музыка, видимо, которой свыше предназначено сопровождать драматические события истории.
Вся сюжетная линия, связанная с необычным заточением главного героя - это, по сути, противоборство двух антагонистов, Бартока и руководителя венского отделения гестапо Бёма, испытывающего на своём пленнике садистские приёмы доведения до животного состояния, не прибегая при этом к обычным для своей практики методам физического воздействия, пыткам и мучениям. Информационная, коммуникативная, эмоциональная депривация приводит к поразительным результатам, и Оливер Мазуччи мастерски демонстрирует нам пошаговое превращение из полного жизненных сил человека в обезумевшего полумертвеца. «Королевская игра» куда более драматична и надрывна, нежели литературная первооснова: если в книге подчёркивается, что Бартока его тюремщики и пальцем не трогали, то в фильме явственно намекается на допросы с пристрастием; если в новелле украденный узником учебник по шахматам становится спасательным кругом и последней возможностью не свихнуться от длительной изоляции, то в фильме шахматная одержимость оказывает неоднозначное воздействие на героя, - не поймёшь, то ли спасительное, то ли, наоборот, губительное. Если в книге мотивация героя к молчанию и невыдаче информации о счетах высшей австрийской аристократии, баронов и князей - просто профессиональная честь, то при просмотре фильма начинаешь сомневаться, а не финансы ли коммунистов-подпольщиков оберегает от пристального гестаповского ока героический нотариус: укреплению этой версии весьма способствует введение в сценарий фильма персонажей, которых нет в книге - товарищ Бартока, который предупреждает нотариуса о необходимости бежать из страны, при убийстве которого в гестаповском подвале суждено присутствовать главному герою, другие его коллеги и приятели, вереницей проходящие через истязания в застенках. Всё это придаёт Бартоку, обычному профессионалу с принципами, героическую ауру: смотришь на виртуозный психологический дуэт палача и его жертвы, и отпадают последние сомнения, кто из них двоих Сверхчеловек.
Самая мистическая и загадочная часть картины - путешествие героя на корабле, плывущем в Америку, где и происходит роковая партия в шахматы. Если в новелле Цвейга эта партия играет роль завязки, экспозиции, повода к произнесению героем своего монолога-исповеди, то в фильме весь корабельный сюжет, включая игру с чемпионом мира по шахматам, диковатым, заросшим буйной растительностью Чентовичем, в котором угадываются до боли знакомые герою ненавистные черты его мучителя Бёма, - скорее галлюцинаторное видение, плод воспалённого и изнурённого сознания. Такое прочтение цвейговского первоисточника не вызывает ни раздражения, ни возражений - фантазийные изломы сценария вкупе с угнетающе-завораживающей музыкой Инго Френцеля создают совершенно сюрреалистические ощущения пограничных переходов из сна в явь, из воспоминаний в настоящее, из наваждения в реальность. Финальные кадры - белые коридоры сумасшедшего дома, где мы видим главного героя одновременно в двух инкарнациях, усугубляют иллюзию нереальности увиденного, и это тоже абсолютная новация авторов фильма по сравнению с литературной основой.
Столь своеобразная трактовка авторами фильма «Шахматной новеллы» - последнего произведения Цвейга, написанного перед его роковым самоубийством - выглядит и как попытка оправдания автора, не нашедшего в себе сил принять новую реальность, и как объяснение того смятения чувств, которое губит человека, пытавшегося убежать от всепроникающего тоталитаризма нацистской Европы и крушения мира, погружающегося во тьму. «Королевская игра» - зрелище непростое, и, выйдя из кинотеатра, вы будете долго хватать ртом воздух и радоваться каждому листочку под вашими ногами.
Только не рассказывайте, пожалуйста, что вы не читали «Шахматную новеллу» Стефана Цвейга, - конечно, читали. Если вдруг кто не читал, не беда - пробел восполняется за полчаса. Освежите в памяти и бегите в ближайший кинотеатр - вчера в российский прокат вышел фильм немецкого режиссёра Филиппа Штёльцля «Королевская игра», которую сложно назвать экранизацией цвейговской новеллы, скорее это «фантазия на тему». Консервативный зритель, ценящий буквальное следование литературному первоисточнику (я к ним и себя причисляю), может отнестись к картине настороженно, но, уверяю вас, не будет разочарован. «Королевская игра» Штёльцля, снятая, кстати, по сценарию выходца из СССР Эльдара Григоряна, с одной стороны, не противоречит ни одному слову текста великого австрийца, а с другой - открывает такие смысловые бездны, что заурядная, в общем-то, история приобретает характер экзистенциальной трагедии.
Если в новелле Цвейга сюжет закручивается вокруг шахматной партии, сыгранной на борту плывущего в Америку трансатлантического лайнера вымышленным чемпионом мира Мирко Чентовичем и неким господином Б., то в фильме Штёльцля этот самый Б. - богатый и влиятельный венский нотариус Йозеф Барток - и есть центральный персонаж, а пресловутая партия то ли была в реальности, то ли стала галлюцинаторным видением Бартока, стремительно теряющего рассудок после нескольких месяцев заточения в отделении гестапо, оборудованном гитлеровцами в лучшем отеле Вены - «Метрополе».
Авторы намеренно сбивают хронотоп - путают временные пласты, чтобы сны и видения с трудом отличались от яви, чтобы воссоздать долгую и мучительную потерю рассудка главным героем. Фильм начинается посадкой сломленного многомесячным заточением, деморализованного Бартока на корабль вместе со своей женой (у Цвейга она упомянута лишь вскользь в рассказе героя, а в фильме её внезапные исчезновения и появления иллюстрируют его прогрессирующее безумие, под конец фильма вообще непонятно, была ли она в реале, или это болезненное воспоминание-наваждение). Роль нотариуса Бартока исполняет Оливер Мазуччи, без которого в последнее десятилетие не обходится ни один значимый немецкий фильм, его жены - Биргит Минихмайр, актриса весьма нестандартной внешности, типажом напоминающая нашу Инну Ульянову. В который раз убеждаешься, что актёрское мастерство требует достойного и талантливого обрамления - в тягостно-однообразном «Фассбиндере» Оскара Рёлера Мазуччи был однопланов и однообразен, в «Королевской игре» же демонстрирует такое виртуозное владение мастерством перевоплощения, такие тончайшие нюансы психологического рисунка роли, голосовые обертона и возможности мимики, что с трудом угадываешь в полубезумном узнике гостиничного номера, изолированного от любого общения с внешним миром и любых источников информации, франтоватого бонвивана, танцевавшего венские вальсы в городской ратуше в начале картины.
Если в «Шахматной новелле» исторический контекст лишь пунктирно, штрихами подаётся читателю из уст самого главного героя, его монолога, то в фильме Штёльцля мы видим обстоятельнейшую экспозицию, яркими красками и широкими мазками рисующую столицу Австрии до, во время и после аншлюса-1938. Счастливая, беззаботная, танцующая Вена, не осознающие опасности и не чувствующие тревоги венцы («Пока Вена танцует, этот мир не закончится») стремительно погружаются в новую реальность, и режиссёру удаётся передать нарастающее напряжение, когда липкий пот струится по спине - наивное легкомыслие героев, свято убеждённых в том, что австрияки скажут гордое «нет» Гитлеру на референдуме, и ничто не сможет поколебать привычный уклад беспечной жизни, разбивается о суровую правду: в ночь после выдвинутого ультиматума гитлеровские войска входят в австрийскую столицу. Какой-то фатальный, горький символизм есть в том, что в ночь аншлюса, перед тем, как протранслировать капитулянтский лепет Шушнига, ,австрийское радио передавало "Лебединое озеро". Какая-то особая музыка, видимо, которой свыше предназначено сопровождать драматические события истории.
Вся сюжетная линия, связанная с необычным заточением главного героя - это, по сути, противоборство двух антагонистов, Бартока и руководителя венского отделения гестапо Бёма, испытывающего на своём пленнике садистские приёмы доведения до животного состояния, не прибегая при этом к обычным для своей практики методам физического воздействия, пыткам и мучениям. Информационная, коммуникативная, эмоциональная депривация приводит к поразительным результатам, и Оливер Мазуччи мастерски демонстрирует нам пошаговое превращение из полного жизненных сил человека в обезумевшего полумертвеца. «Королевская игра» куда более драматична и надрывна, нежели литературная первооснова: если в книге подчёркивается, что Бартока его тюремщики и пальцем не трогали, то в фильме явственно намекается на допросы с пристрастием; если в новелле украденный узником учебник по шахматам становится спасательным кругом и последней возможностью не свихнуться от длительной изоляции, то в фильме шахматная одержимость оказывает неоднозначное воздействие на героя, - не поймёшь, то ли спасительное, то ли, наоборот, губительное. Если в книге мотивация героя к молчанию и невыдаче информации о счетах высшей австрийской аристократии, баронов и князей - просто профессиональная честь, то при просмотре фильма начинаешь сомневаться, а не финансы ли коммунистов-подпольщиков оберегает от пристального гестаповского ока героический нотариус: укреплению этой версии весьма способствует введение в сценарий фильма персонажей, которых нет в книге - товарищ Бартока, который предупреждает нотариуса о необходимости бежать из страны, при убийстве которого в гестаповском подвале суждено присутствовать главному герою, другие его коллеги и приятели, вереницей проходящие через истязания в застенках. Всё это придаёт Бартоку, обычному профессионалу с принципами, героическую ауру: смотришь на виртуозный психологический дуэт палача и его жертвы, и отпадают последние сомнения, кто из них двоих Сверхчеловек.
Самая мистическая и загадочная часть картины - путешествие героя на корабле, плывущем в Америку, где и происходит роковая партия в шахматы. Если в новелле Цвейга эта партия играет роль завязки, экспозиции, повода к произнесению героем своего монолога-исповеди, то в фильме весь корабельный сюжет, включая игру с чемпионом мира по шахматам, диковатым, заросшим буйной растительностью Чентовичем, в котором угадываются до боли знакомые герою ненавистные черты его мучителя Бёма, - скорее галлюцинаторное видение, плод воспалённого и изнурённого сознания. Такое прочтение цвейговского первоисточника не вызывает ни раздражения, ни возражений - фантазийные изломы сценария вкупе с угнетающе-завораживающей музыкой Инго Френцеля создают совершенно сюрреалистические ощущения пограничных переходов из сна в явь, из воспоминаний в настоящее, из наваждения в реальность. Финальные кадры - белые коридоры сумасшедшего дома, где мы видим главного героя одновременно в двух инкарнациях, усугубляют иллюзию нереальности увиденного, и это тоже абсолютная новация авторов фильма по сравнению с литературной основой.
Столь своеобразная трактовка авторами фильма «Шахматной новеллы» - последнего произведения Цвейга, написанного перед его роковым самоубийством - выглядит и как попытка оправдания автора, не нашедшего в себе сил принять новую реальность, и как объяснение того смятения чувств, которое губит человека, пытавшегося убежать от всепроникающего тоталитаризма нацистской Европы и крушения мира, погружающегося во тьму. «Королевская игра» - зрелище непростое, и, выйдя из кинотеатра, вы будете долго хватать ртом воздух и радоваться каждому листочку под вашими ногами.
